Экономико-географическая экспертиза

2.1. Системная парадигма и ее взаимосвязь с процессами системообразования

2.2. Инновационно-синергетическая парадигма и ее взаимосвязь с процессами системообразования

2.3. Эволюционная парадигма (теория циклично-генетической динамики)

2.1. Системная парадигма и ее взаимосвязь с процессами системообразования

Системный подход, господствующий в настоящее время среди методов анализа и общенаучных представлений, возник не на пустом месте. Еще во второй половине XIX – начале XX в. формировались его предпосылки в экономической науке (А. Богданов), психологии (гештальтпсихология), географии (в рамках районной школы), в физиологии (Н. Бернштейн) и в недрах многих других научных дисциплин. Однако именно Р. Аккоф и Л. Берталанфи были первыми, кто дал определение системы как «множества взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов». Весьма символично, что системная парадигма возникла в недрах биологии, изучающей среди естественных наук наиболее сложные природные объекты, где осознание ряда методических и операционных недостатков теории Ч. Дарвина «…заставило ученых подойти к разработке более широкого понимания процессов жизнедеятельности...» (Л. Мотылева, В. Скоробогатов, 2000, с. 33).

Разделение систем на простые и сложные является фундаментальным в естествознании. В окружающем мире преобладают сложные, многоуровневые иерархические системы с огромным числом переменных, большим количеством прямых и обратных связей между ними, преобладанием нелинейных процессов. Чем сложнее система, тем труднее выявить закономерности ее функционирования. Кроме того, процесс познания осложняет эмерджентность, т. е. свойства системы, отсутствующие у ее элементов и являющиеся результатом целостности системы.

Экономическая и социальная география имеет дело именно со сложными системами, в которых присутствуют «петли обратной связи». В общем случае это «…означает, что часть выходной энергии (информации. – В.Б.) аппарата или машины возвращается на вход» (Н. Винер, 1968, с. 288). Важное следствие этого: «…поведение объекта управляется величиной ошибки в положении объекта по отношению к некоторой специфической цели» (он же), а у самой системы повышается степень ее внутренней организованности, т. е. происходит самоорганизация системы.

Механизмы обратной связи делают систему более устойчивой и надежной, а также позволяют заключить, что ее поведение целесообразно (т.е. преследует какие-то цели). В этом смысле большинство ТПХС являются таковыми. Всякое целенаправленное поведение требует отрицательной обратной связи.

В процессе изучения сложных систем с обратной связью и наличием целеполагания возникла кибернетика. Важная особенность этой науки – изучение не структуры, а результатов работы системы. В ее недрах возникли понятия черного, серого и белого «ящиков», как отражения изменения эмерджентности; введен в научный обиход функциональный подход. Кибернетика ввела понятие информации, как меры организованности системы в противоположность понятию энтропии как меры неорганизованности.

Существует ряд различающихся по постулируемым свойствам информации теорий: вероятностно-статистическая (Л. Больцман, К. Шеннон), рассматривающая информацию как уменьшаемую неопределенность, а ее количество измеряющую через вероятность; семантическая (Шрейдер, Войшвилло); ценности информации (Харкевич, Бонгард) и др.

Следует отметить ряд важных для последующего изложения следствий

1. Между информацией и энтропией существует обратно пропорциональная связь: с повышением энтропии уменьшается информация (поскольку все усредняется) и наоборот. Впервые это установил в 1929 г. Л. Сциллард, определивший, что нулевой энтропии соответствует полная информация, а высокой энтропии – практически исчезающая информация. И. Новик установил также, что для незамкнутой системы произведение информации и энтропии можно считать постоянным (комплиментарность информации и энтропии). «В этом отношении информации и энтропии проявляются общие свойства любых многоуровневых систем с информационными связями между элементами» (К. Трингер, 1965). То есть переход в экономико-географических исследованиях к территориальным единицам более высокого таксономического уровня неизбежно ведет к нарастанию энтропии.

2. Информация и энергия связаны между собой. Энергия характеризует общую меру различных видов движения и взаимодействия, а информация характеризует меру разнообразия систем. Одним из основных законов кибернетики является закон «необходимого разнообразия», в соответствии с которым эффективное управление системой возможно тогда, когда разнообразие управляющей системы больше разнообразия управляемой системы. В общем случае, чем больше информации о системе, которой предполагается управлять, тем эффективнее процесс управления.

3. Все проявляющиеся свойства и состояния системы носят вероятностный характер, однако, они детерминируются закономерностями, носящими более общий характер. Данный постулат позволяет разрешить противоречие между детерминистическим и индетерминистическим (стохастическим) подходами к функционированию систем. Детерминистическое начало определяет рамочные условия (коридор развития), а вероятность отвечает за выбор конкретной траектории и достижимость потенциальных уровней. В рамках временнóй парадигмы детерминистическое начало определяет предельные (генетически обусловленные) временные рамки развития, а стохастическое – вероятность достижения этого предела.

Одним из важнейших свойств систем является организация, которая «…состоит из семейства взаимодействующих, иерархически расположенных элементов, наделенных правом принимать решения» (М. Месарович и др., 1973, с. 29). Теории организаций подразделяют на классические (структурные), поведенческие (мотивационные) и системно-ориентированные. Каждая из этих теорий акцентирует внимание на отдельные особенности функционирования системы.

Классическая теория несет в себе язык и основные понятия, заимствованные из классической механики, рассматривает «участника организации» как простой винтик в системе, а ее структуру – как статичную и имеет слабые возможности для описания верхних уровней управленческих иерархий в системах. В этом смысле она находится во власти механистической парадигмы.

Поведенческие теории акцентируют внимание на самого участника процесса (так называемую «групповую динамику»), рассматривая иерархические структуры лишь косвенно. Для них характерно наблюдение «…за психологическими реакциями и действиями (поведением) участника» (М. Месарович и др., 1973, с. 34). В этом смысле они наиболее адекватны аналитическим потребностям исследования систем в рамках инновационной парадигмы и полезны для экономико-географической экспертизы социальных проектов.

Системно-ориентированные теории (например, промышленная динамика или динамика города Дж. Форрестора) исследуют общую эволюцию систем во времени без учета в явном виде влияния человека и иерархических структур. М. Месарович и др. предложили теорию многоуровневых систем, которая, по их мнению, интегрирует подходы вышерассмотренных теорий к анализу систем:

– иерархическое расположение элементов, принимающих решение, рассматривается как одна из наиболее важных характеристик организации;

– участник рассматривается как система, принимающая решение;

– применение математической теории систем в исследовании организаций.

М. Месарович также обращает внимание на специализацию (как синоним децентрализации) и неизбежно сопутствующую ей координацию. «Специализация – одна из основных отличительных особенностей организации» (там же, с. 40). Именно специализация приводит к появлению в системах линейных и вспомогательных «обеспечивающих» элементов. Линейные элементы определяют, что и когда делать, а вспомогательные «рекомендуют», как это может быть сделано наилучшим образом. Таким образом, как и концентрация, специализация, широко используемая при анализе территориальной организации общества, является общим свойством динамики систем.

Значительный вклад в моделирование сложных многоуровневых систем внес В. Леонтьев. Он разработал широкий класс продуктивных и балансовых моделей для анализа процессов, происходящих в макроэкономических и территориальных экономических системах. Полученные им весовые коэффициенты в дальнейшем стали широко использоваться в большинстве нормативных моделей сложных систем. Другое важное заключение В. Леонтьева формулируется так: вектор валового выпуска совпадает с вектором полных затрат. Иными словами, речь идет об эффекте мультипликатора, когда изменения в одних элементах и подсистемах сложной системы ведут к изменениям во всех остальных, многократно усиливая и ускоряя все процессы. Эффект мультипликатора напрямую связан с инновационным процессом, и подобный класс моделей может оказаться особенно продуктивным при оценке таких параметров инноваций, как эффективность, эластичность и др.

В целом любая система, стремящаяся к самосохранению, всегда стремится к самобалансированию. Разбалансировка неизбежно увеличивает энтропию и ведет к разрушению системы или переходу ее на новый уровень (правда, последний исход менее вероятен).

Еще одно важное свойство специализированных систем – потребность в координации специализированных операций. В теории организации важнейшим вопросом является определение степени самостоятельности элементов организации. Всякая специализация отражает некоторую степень децентрализации, когда на отдельные элементы налагаются ограничения, чтобы обеспечить преуспевание системы в целом.

Другой важный вывод, который делает в своем исследовании М. Месарович, заключается в утверждении, что не только в общественных системах, но и «…в природе существует определенная иерархическая упорядоченность структур, многоуровневое строение естественных явлений». Это служит еще одним подтверждением единства ряда фундаментальных свойств как для природы, так и для социума.

Наконец, следует отметить и еще одно качество многоуровневых иерархических систем. Свойственная им координация дает в руки механизм достижения интеграции.

Таким образом, в сложных многоуровневых системах с высокой степенью внутреннего разнообразия обязательно присутствует целеполагание и система управления. Вне управления сложные системы существовать не могут. В этом смысле одним из серьезных недостатков существующих подходов к анализу ТПХС является слабый учет управленческой составляющей. Последняя, в свою очередь, невозможна без сложно организованной информационной подсистемы. При этом информация характеризует статическое состояние системы, а «информационный процесс» – ее динамические свойства. В рамках излагаемого подхода можно сказать по-другому: информация – мера сложности структуры системы и ее организации (т.е. прошлого системы), а «информационный процесс» – мера ее функционирования и эволюции (т.е. настоящего и будущего системы). Эти две категории отражают единство всех трех временных составляющих системы, особенностей ее внутреннего устройства, характера взаимодействия с окружающим миром и траектории развития.

Особенности внутреннего устройства многоуровневых иерархических систем и их наиболее важные свойства (по М. Месаровичу) характеризуют следующим образом.

– Вертикальная соподчиненность подсистем, как правило, связана с процедурами «решения проблем».

– Право вмешательства подсистем верхнего уровня является обязательным условием иерархии.

– Взаимозависимость действий в системе связана с действиями подсистем верхнего уровня и фактическим исполнением на нижних уровнях.

Основные операционные достоинства предлагаемого подхода к исследованию сложных систем заключаются в выделении трех понятий-уровней: стратов (уровней описания или абстрагирования), слоев (уровней сложности принимаемого решения) и организационного уровня (многоэшелонные системы). Последние два уровня в географии, как правило, не рассматриваются.

При описании сложных систем возникает проблема совмещения простоты описания с необходимостью учета множества поведенческих характеристик. Она разрешается путем диверсификации системы на семейство моделей, каждая из которых описывает поведение системы с точки зрения различных уровней абстрагирования. Подобное описание называется стратифицированным. Тогда процесс системообразования под воздействием инноваций может быть представлен на нескольких стратах (рис. 2.1.1):

– происходящие в системе физические процессы преобразования пространства инновациями, которые трансформируют структуру системы;

– обработка поступающей о процессах информации, управление этими процессами;

– экономические характеристики функционирования системы, в т.ч. оценка эффективности инноваций;

– социальные характеристики функционирования системы;

– другие страты.

Рис. 2.1.1. Стратифицированное представление инновационного процесса формирования ТХС

Очевидно, что выход за рамки технократизма на третьей и последующих стратах позволяет дать характеристику взаимодействия общества и природы, поведенческих и социальных составляющих персонала, восприятие этого комплекса в общественном сознании, в т.ч. и через избирательный процесс, отражение его в литературе, искусстве и т. д. При этом следует помнить, что на любой из страт присутствует один и тот же процесс, но рассматриваемый и описываемый с разных сторон.

Важные для экономико-географической экспертизы замечания

• Выбор страт в значительной степени зависит от исследователя, от его знания системы, временных, материальных и иных возможностей.

• Разорванность параметрических характеристик, описываемых на различных стратах. Принципы социальной организации не выводятся из физических законов, рассматриваемых на нижней страте, но последняя определяет рамочные условия.

• Наконец, на каждой страте имеется свой собственный набор терминов, концепций и принципов. Их согласование (перевод) выводит исследование на уровень концептуально-понятийного аппарата.

Отсюда становятся очевидными те трудности, с которыми экономико-географы постоянно сталкиваются при попытке интегральных описаний территориальных систем.

Следует также обратить внимание на определенную асимметрию между условиями функционирования системы на различных уровнях, когда характер процессов определяется требованиями к системе на верхнем уровне, а «нормальная» работа данной страты зависит от «правильной» работы всех нижерасположенных страт. Иными словами, хотя ядро в территориальных природно-хозяйственных системах и определяет их функционирование, однако разрушенная периферия неизбежно уничтожит и само ядро.

Еще одним измерением стратифицированного описания является соотношение между эмпирическим и эвристическим. Примером комплексных схем описания является модифицированная автором схема Озбехана (рис. 2.1.2), в рамках которой интегрируются оба базисных начала научного анализа.

Рис. 2.1.2. Принципиальная схема прогнозирования инновационного процесса

На схеме отражены три основных исследовательских потока. Первый вертикальный поток – это изыскательское прогнозирование эволюции системы на основе информации о реальной траектории ее развития, что, по сути, является экстраполяцией существующей в прошлом тенденции на будущее (в предположении отсутствия точек бифуркации). Второй поток связан с моделированием на нижней страте системы с последующей экстраполяцией и сравнением получаемых результатов на верхней страте с динамикой реального прототипа. Третий поток, в отличие от двух предыдущих, начинается на верхней страте антиципацией (умозрительным представлением о возможном будущем состоянии системы). В нем предполагается наличие точек бифуркации и последующее преобразование на основе нормативных подходов, в исходное состояние настоящего на нижней страте с проверкой ее согласованности с моделью системы. В рамках итеративной процедуры согласования результатов удается достигнуть высокого уровня понимания как внутреннего устройства системы, так и ее динамики. При этом второй и третий потоки допускают учет флуктуаций и прохождение точек бифуркации, что резко увеличивает прогностическую ценность предложенного подхода. Подобные подходы особенно важны при анализе инновационных процессов в ТПХС, где сама возможность рационального выбора делает их развитие на несколько порядков более быстрым, чем в природных.

Существенно улучшают качество выбора так называемые функциональные иерархии принятия решений. Подобные иерархии возникают, когда решения приходится принимать в условиях полной неопределенности. Очевидно, что в ТПХС со слабо выраженным детерминистическим началом возможны лишь такие, удерживающие в рамках основного потока, системы управления. Именно в границах подобной идеологии формулирует свою теорию «плавающего оптимума» для производственных систем П. Бакланов1.

Наконец, остановимся на понятии организационной иерархии (многоэшелонные системы). Для подобных, по сути многоцелевых систем характерна конфликтность целей входящих в нее «взаимодействующих подсистем», некоторые из которых «являются принимающими решения». Такие конфликты свойственны для территориальной организации производительных сил и общества в целом. При этом принимающим решения элементам нижних уровней предоставляется определенная свобода выбора собственных решений в рамках заданного алгоритма с вышестоящих управленческих эшелонов. Подобные проблемы, как правило, разрешаются в рамках деловых игр (В. Бабурин, 1995, 2000).

Наступление постиндустриальных реалий предъявляет все более высокие требования к управлению сложными системами. Ответом на них стала перестройка жестко иерархизированных структур в структуры типа «многослойных элементов в многоэшелонной системе». Процессы демократизации корпоративного управления, развитие территориального самоуправления, процессы ассоциирования – все это многочисленные подтверждения формирования подобных систем. Представляется, что именно они наиболее адекватны потребностям территориальной организации постиндустриальной инновационной волны.

Другое свойство относительно простых систем – наличие колебательных реакций, которые характерны для неравновесных систем. А. Горелов2 приводит пять отличий неравновесной структуры от равновесной (табл. 2.1.1)

1. Система реагирует на внешние условия (например, функционирование системы «город» во многом зависит от свойств окружающей его среды).

2. Поведение случайно и не зависит от начальных условий, но зависит от предыстории (иными словами, прежняя структура пространства, из которой вырастает инновация, влияет на вновь формируемую структуру).

3. Приток энергии создает в системе порядок, и, стало быть, энтропия уменьшается (т.е. происходит повышение организованности системы, уменьшение ее периферийности вследствие структурирования пространства энергетическими потоками).

4. Наличие бифуркации – переломной точки в развитии системы. Это важное понятие связано с проблемой выбора пути системой, филогенезом Тейяра де Шардена3, точкой перегиба на логистической кривой и многими другими закономерностями в развитии систем.

5. Когерентность, когда система ведет себя как единое целое, и как если бы она была вместилищем дальнодействующих сил (система структурируется так, как если бы каждый ее элемент был «информирован» о состоянии системы в целом).

Таблица 2.1.1. Соотношение параметров равновесной и неравновесной областей

Неравновесная область	Равновесная область
1. Система адаптируется к внешним условиям, изменяя свою структуру	1. Для перехода из одной структуры к другой требуются сильные возмущения или изменение граничных условий
2. Множественность стационарных состояний	2. Одно стационарное состояние
3. Чувствительность к флуктуациям (небольшие влияния приводят к большим последствиям, внутренние флуктуации становятся большими)	3. Нечувствительность к флуктуациям
4. Неравновесность – источник порядка (все части действуют согласованно) и сложности	4. Молекулы ведут себя независимо друг от друга
5. Фундаментальная неопределенность поведения системы	5. Поведение системы определяют линейные закономерности

Схема дана по А. Горелову

Другое важное свойство систем, которое отмечает целый ряд авторов (А. Айламазян, А. Горелов, И. Шмальгаузен и др.) – это наличие области равновесности и неравновесности, в которых может пребывать система и от чего существенно меняется поведение системы.

Нетрудно видеть, что системы, с которыми имеет дело экономическая и социальная география, относятся к неравновесной области. Склонность неравновесных систем к самоусложнению определяется также и тем, что «если какие-либо два процесса в системе не входят в противоречие, то при некоторых условиях на их основе всегда возникает третий, более сложный и общий процесс, включающий оба процесса… Можно считать это принципом системной организованности, т. е. законом самоусложнения» (Ю. Олейников, А. Оносов, 1999, с. 126)4.
Идеи теории систем проникли и в общественные науки. При этом далеко не все согласны с необходимостью внутренне структурированной иерархии для сложных систем. Так Н. Луман5, в отличие от М. Месаровича, критикует иерархизацию, отмечая, что «общественная система, построенная на дифференциации иерархий, на жесткой социальной стратификации, стимулируя угнетение и протест против него, уже показала свою историческую ограниченность». В качестве альтернативы им выдвигается идея «аутопойетичной» системы мирового сообщества, где дифференциация, неизбежная для любой сложной системы, не ведет к деструктивным процессам. Однако нельзя не увидеть здесь элементы внедиалектичной идеализации процессов функционирования систем, непонимания неизбежности как фазы прогресса, так и фазы регресса.

Свое видение системной парадигмы демонстрирует Л. Гумилев6. Он акцентирует внимание на исследовании этносов не через призму формирующих их структуру элементов, а через связи. На важность анализа именно связей (отношений), а не элементов (соотносящихся) указывал в одной из своих работ Н. Кондратьев7. Л. Гумилев предлагает делить связи «…на жесткие и корпускулярные, или как их иначе называют, дискретные». Применительно к общественным системам (этносам) он вводит также понятие комплиментарности, когда
«втягивание» в систему новых элементов происходит по принципу «иди к нам, ты нам подходишь». В этом смысле отмечаемое Ф. Броделем8 господствующее положение городов в его «мирах-экономиках» суть отражение того искусственного отбора, который они осуществляют как по отношению к конкретным людям, так и к культуре в целом. Не трудно видеть здесь и аналогии с коалициями М. Месаровича.

Л. Гумилев вводит и еще одно важное понимание динамики систем «...при усложнении систем, где жизнь и смерть идут рука об руку, возникает разнообразие, которое немедленно передается в психологическую сферу, создает искусство, поэзию, науку» (Л. Гумилев, 2000, с. 182). Иными словами, лишь через усложнение своей структуры и связей система обеспечивает себе необходимый для интенсивного инновационного процесса уровень разнообразия. Предлагаемый подход, однако, не учитывает сопровождающий этот процесс рост энтропии, неизбежно выводящий систему на очередную точку бифуркации.

В заключение данного раздела следует остановиться на одном недостатке, подспудно присутствующем во всех исследованиях, использующих системный подход. Как правило, используется биполярная пара понятий «система – окружающая (внешняя) среда». Но, во-первых, если мир состоит из систем, то систему окружают такие же системы, конкурирующие с ней. Значит окружающей средой для каждой из систем служат системы, многие из которых имеют собственную целеполагающую функцию. Во-вторых, если системы состоят из подсистем, а те – из элементов, и каждый элемент может быть разложен на составляющие его микроэлементы, то внутрисистемная среда, есть внешняя среда для составляющих ее подсистем. Следовательно, среда, как внутрисистемная, так и внесистемная, есть пространство потенциала связей, реализуемых через посредство информационно-
энергетических потоков. Инновации постоянно взрывают это пространство, создавая флуктуации, выводящие системы (подсистемы и элементы) из равновесного состояния и переводя их в неравновесную область, а это уже прямой путь к механизмам развития (эволюции) систем.

Практические задания:

Выберите один из субъектов Российской Федерации и осуществите выделение и анализ экономико-географических проблем его развития на базе модели уровней абстрагирования Месаровича, самостоятельно выбрав не менее трех страт.

2.2. Инновационно-синергетическая парадигма и ее взаимосвязь с процессами системообразования

Любая из известных сегодня физике сил (сильное, слабое, гравитационное и т. д. взаимодействие), множественность состояний энергии всегда несут информационную функцию. По этой причине любое событие в окружающем нас мире всегда запускается информацией, и одновременно возникшая в результате события структура всегда испускает информацию, т. е. дает сообщение о произошедшем. В связи со сказанным будем в дальнейшем называть новацией любую информацию, впервые появившуюся в границах данной пространственно-временной системы. При этом безразлично приходит ли она извне (внешняя новация) или генерируется элементами структуры данной системы (внутренняя новация). Тогда информация, воспринятая системой, будет называться инновацией, вне зависимости от того, является она природной, техногенной или «духовной», а процесс ее оструктуривания – инновационным процессом в широком смысле.

Новация, будучи порождением будущего, проходя через горнило настоящего, получает (или не получает) право на жизнь (трансформируясь в этом случае в инновацию) и формирует структуру системы как отпечаток ее прошлого. В этом случае на всем промежутке жизни новации-инновации она проходит через диалектические переходы от стадии уникальности, через типичность, к раритетности. Подобный концептуальный подход позволяет сохранить единство описания всех трех состояний квантируемого мира территориальной системы, предложенного в предыдущем параграфе.

Из сказанного следует, что новации могут быть как природными, так и социальными (в широком смысле слова). Однако у социальных новаций есть одно принципиальное отличие от природных: они возникают преимущественно как порождение разума. При этом они могут носить как субприродный (случайный) характер, так и являться результатом целеполагания. Другим отличием от природных новаций является тот факт, что для их трансформации в инновации не обязательна материализация в виде структуры так называемого материального пространства в узком смысле. Вполне достаточно общественного признания, как это бывает с идеями мировоззренческого характера. Но и они также формируют свои виртуальные (информационные) пространства, являясь элементами материального мира в широком смысле.

«Понятие информации как научной абстракции, отображающей одно из важных свойств материи, позволяет вместе с другими научными абстракциями более глубоко познать законы развития. Это познание осуществляется не только путем изучения свойств информационных моделей тех или иных реально существующих объектов природы, общества и мышления, но также посредством построения и изучения таких объектов, которые не существовали и не существуют в данный момент времени, но могут возникнуть в будущем» (А. Айламазян, Е. Стась, 1989, с. 11). Последнее имеет важное значение для прогнозирования как процедуры выявления инновационного потенциала будущего.

Применительно к целям нашего исследования будем называть инновацией любое материализованное в виде структуры пространства нововведение как в природе, так и в обществе. Тогда последующая трансформация этой структуры будет отражать жизненный цикл инновации, а ее исчезновение или смена функций – завершение жизненного цикла инновации. Подобный подход обеспечивает необходимые операционные возможности как для реконструкции инновационного прошлого российского пространства, так и для мониторинговых и прогностических целей. Автор предлагает новый подход, в рамках которого исследование структуры пространства не является самостоятельной целью, а лишь инструментом пространственного анализа инновационных процессов, индикатором последних.

Самой крупной инновацией, создавшей нашу Вселенную, был «Большой взрыв». С тех пор квинтильены квинтильенов новаций словно искры костра вспыхивали и угасали, даже не достигнув потенциально «горючего материала» (информационного поля), который мог бы поддержать искру, не дать ей угаснуть. Еще квинтильоны квинтильонов новаций достигали этого субстрата, но так и не загорались пламенем инновации. Лишь очень немногим это удалось, и именно удачные инновации через механизмы бифуркации определяли направление эволюции (развития) различных систем, в т.ч. и территориальных. Именно новации и являются инструментом бесконечного «экспериментирования» природы и общества. Наиболее удачные из них, в рамках естественного отбора (конкуренции идей), и создали тот структурный каркас мира с заполняющими его процессами и явлениями, в границах которого развивается социум.

Единственным способом запоминания результатов экспериментирования (наиболее удачных результатов), выработанным природой в процессе эволюции, является генетический код, как прошлое время в свернутом состоянии (в структуре ДНК это выражено непосредственно). Сама структура бытия является матрицей памяти о предшествующих этапах развития. Эта структура непосредственно влияет как на вероятность возникновения новаций, так и на вероятность их превращения в инновацию. Таким образом, структура территориальной системы является:

– следствием материализации удачных новаций (перевода их в инновации) через механизмы природного и социального отбора (конкуренции);

– информационной матрицей, дающей сообщение об инновационном прошлом данной системы;

– «технологическим» базисом, обладающим способностью как генерировать собственные новации, так и воспринимать (не воспринимать) внешние.

В этом контексте новации-инновации обладают определенной иерархией в масштабах системы пространственно-временных континуумов. Удачная инновация из одной системы, попадая в другую, может оказаться всего лишь новационной искрой, упавшей на поверхность «болота», и в этом проявляется ограниченность пространственных рамок опыта.

Как уже говорилось, принципиально новая ситуация возникла с появлением человека. Человек, в силу особенностей его внутренней структуры, сам становится важнейшим носителем новационного потенциала. Именно в его головном мозгу в результате креативного процесса рождается новация, которая имеет гораздо лучшие шансы стать инновацией (в отличие от аналогичных процессов у представителей других биологических видов) в случае общественного признания на основе коммуникаций с другими людьми. С другой стороны, человеческий мозг является главным «приемником» новаций, их «ретранслятором» и трансформатором в инновации. Поэтому формы организации общества, в т.ч. и территориальной, в определяющей степени влияют как на интенсивность инновационных процессов, так и на их результативность. Появление всевозможных форм территориальной концентрации и организации людей, разработка все более и более совершенных систем коммуникаций между ними, накопление информации многопорядково ускорило и ускоряет инновационный процесс. «Эта информация влечет за собой структурные изменения… Эти изменения являются записанной информацией, т. е. негэнтропией (организацией)» (А. Айламазян, Е. Стась, 1989, с. 21). Позволяя одновременно уменьшить неопределенность, переводя инновационный процесс из свойственного природе пространства господства стохастических процессов в пространство все усиливающейся планомерной, осознанной составляющей, они способствуют уменьшению числа экспериментов, заранее отсекая те из них, чей вероятный успех крайне мал.

Важно отметить, что структура сама по себе фактом своего существования источает информационные волны, которые формируют параллельное информационное (виртуальное) пространство, во многом являющееся элементом всемирного интегрального поля, и относящееся, как показал Н. Винер, к слабым энергетическим взаимодействиям (Н. Винер, 1968).

Основной вывод: в процессе пространственной концентрации формируются все более плотные информационные поля, делающие вероятность перевода новации в инновацию на много порядков выше, а значит ускоряющие сам инновационный процесс – основу того, что называется прогрессом. Концентрация (сжатие пространства) резко сокращает затраты времени и энергии на коммуникации. Таким образом, концентрация в пространстве объективно является одним из фундаментальных свойств природы в рамках инновационной парадигмы ее эволюции.

Именно поэтому, согласно современным представлениям фундаментальной физики, тяжелые горячие звезды с высочайшей концентрацией синтезируют новые элементы. Само расширение Вселенной, несущее в себе резкое снижение плотности и температур, понуждает инновационные поля к концентрации для сохранения динамики инновационных процессов. Процессы концентрации создали условия для скоплений минерально-сырьевых ресурсов. Сгустки биогенных веществ и соответствующих им новационных процессов привели к очередной глобальной инновации – возникновению жизни на Земле. Концентрация людей в городских поселениях и системах городов создала необходимые коммуникационные условия для резкого ускорения научно-технического прогресса.

Все это – следствия резкого повышения вероятности как появления новаций, так и, что особенно важно, преобразования их в инновации с последующим развертыванием инновационного процесса в результате концентрации.

Однако следует помнить, что сверхконцентрация ведет к уменьшению разнообразия, самой основы для новационного экспериментирования. Здесь вновь возникает проблема диалектического перехода количественных изменений в качественные, проблема меры концентрации.

Тем не менее традиционно понятие инновации соотносится с научной деятельностью. Хотя само определение понятия «наука» сталкивается со значительными трудностями (Дж. Бернал, Т. Кун, К. Поппер, И. Малецкий, М. Карпов, Ст. Биру и др.), в общем случае наука исследуется «…как относительно самостоятельная система» (П. Лелон, 1968, с. 389), а точнее «как сложная информационная система для производства знаний» (Н. Мончев, 1978, с. 20). Она не существует в отрыве от общества. Ее специфика состоит в том, «что в любой момент ее существования в ней проявляется тенденция, способность сохранить свои характеристики, свой гомеостазис» (В. Афанасьев, 1972, с. 275–276). «Наука – отрасль хозяйства, представляющая на современном этапе НТР единую, целостную планетарную систему, основанную на универсальности ее институтов и организаций, единстве составляющих структур, направленных на выработку новых знаний в мире» (Ю. Ковалев, 2000, с. 5).

Общественные инновации в современных условиях, как правило, создаются в сферах науки, искусства и производства. В узко научной трактовке инновационный процесс проходит в так называемом «пространстве перемещения технологий», которое охватывает «широкую область целенаправленного применения физических наук, наук о жизни и наук о поведении» (Э. Янч, 1974, с. 20). Подобные представления, излагаемые Э. Янчем и рядом других ученых применительно к технологическим изобретениям могут быть без существенных изъятий распространены и на область социальных изобретений. Особый интерес представляет модифицированная Э. Янчем поточная диаграмма Х. Брукса. В наиболее общем виде она имеет восьмиуровневую стратификацию при двухмерной схеме технологического прогресса (рис. 2.2.1).

Достоинство данной схемы в интеграции вертикального и горизонтального перемещения технологий, которые отражают взаимосвязь между:

– собственно инновационными процессами (в узком смысле, как цикл «наука – техника – производство», и в широком, как последовательность «фундаментальная наука – технология – воздействие»);

– процессами слияния различных технологий, диффузии, взаимного «вторжения» различных отраслей, помощи третьим странам, этических ограничений и т.д. в зависимости от уровня (с 1 по 8).

Уровень перемещения технологии

Направление прогресса	8. Общество	8. Воздействие средств связи на общество
Уровни воздействия	7. Социальные системы	7. Общенациональные аспекты средств связи
	6. Окружающая среда	6. Отрасли, производящие средства связи
	5. Применения	5. Рынок систем связи
Уровни разработки	4. Функциональные технологические системы	4. Системы связи на твердотельных элементах
	3. Элементарная технология	3. Технология твердотельных элементов
	2. Технологические ресурсы	2. Методы диффузии, пленочные материалы
	1. Научные ресурсы	1. Обнаружение явления полупроводимости

Рис. 2.2.1. Пространство перемещения технологий

Другое преимущество подобного подхода заключается в том, что эта схема одинаково применима как для материальных продуктов, так и для процессов, понятий (программный продукт), методов (методы лечения), идей (в т.ч. и социальных изобретений). «Поток перемещения технологии в этой двумерной схеме… может быть представлен любой комбинацией вертикального потока, направленного вверх, и горизонтального потока в обоих направлениях» (Э. Янч, 1974, с. 33).

Более сложные построения, касающиеся трехмерных пространств перемещения технологий, соотносятся с такими категориями как «открытое» и «закрытое» общество, что само по себе дискуссионно. Однако наиболее ценным в его исследованиях является предвидение, еще в середине 70-х гг. прошлого века (до него на это указывал Х. Брукс) нарастания в интегральном перемещении технологий удельного веса горизонтальной составляющей, что отражает общий процесс «дематериализации» современного общества, в котором «…акцент все больше переносится на обслуживание и на создание теоретического обеспечения…», что означает «…переход от преимущественно вертикальной, к вертикально-горизонтальной комбинации». (Э. Янч, 1974, с. 35–36). Соответственно и детерминистическое начало в инновациях будет все более дополняться «случайными» по отношению к инновационному процессу факторами. В этом контексте Б. Бирюков трактует науку «как чрезвычайно комплексную вероятностную динамическую систему» (Б. Бирюков, Е. Геллер, 1973, с. 336).

Существует много вариантов пространственного перемещения новаций-инноваций

Перемещается сам носитель новации (человек) в результате миграций, «утечки мозгов» в пункт, лучше обеспеченный финансовыми и информационными ресурсами, что позволяет быстрее и с меньшими затратами материализовать инновацию.

Перемещается новационная (информационная) волна в место, где для ее преобразования в инновацию наилучшие финансовые и информационные ресурсы.

Перемещается в результате диффузии нововведений материализованная новация (инновация) в места с максимальным спросом на нее.

Однако следует помнить, что существует и масса природных инноваций. В определенной степени можно утверждать, что между природными и социальными (общественными) инновациями нет принципиальной разницы. Одни формируют естественную, натуральную подсистему бытия, а другие искусственную, антропогенную подсистему, которые в единстве образуют природно-общественную систему в пределах Земли. Социальные инновации связаны с природным как генетически, так и непосредственно в рамках диффузии природных нововведений в социальные системы и наоборот. В этом состоит объективная основа единой географии, объективная основа формирования и развития территориальных природно-хозяйственных систем (ТПХС). Между инновациями есть определенная очередность, т. е. вначале должны появиться одни нововведения (например, естественные) и лишь потом могут возникнуть другие (например, искусственные), и в этом проявляется эволюция применительно к инновациям.

Инновации образуют иерархические системы, в рамках которых инновации более высоких порядков формируют более сложные, более крупномасштабные и долговременные структуры, в т.ч. и территориальные хозяйственные системы (ТПХС).

Для каждой инновации и отдельных их «связок» характерна своя индивидуальная внутренняя ритмика, свое индивидуальное внутреннее время.

В рамках этого эволюционного пути природа научилась создавать не только относительно простые абиотические естественные системы, но и биотические, включая человека. Общество же пока в состоянии воспроизводить только неживые антропосистемы, отсюда и проблемы с энерго- и материалосбережением. Наша эволюция еще слишком коротка, а значит весьма вероятно и искусственное воспроизводство биотических систем в рамках постиндустриального развития. При этом историческое время общества на много порядков меньше того времени, которым для своих экспериментов располагала природа. Поэтому неизбежны более экономные кибернетические, более широко, научные подходы к эволюционно-инновационному процессу в искусственных подсистемах. С другой стороны, ограниченность исторического времени создает и потенциальную опасность «не успеть», т. е. очередная точка бифуркации вовсе не обязательно станет очередным шагом прогресса.

Инновационный подход позволяет по-иному взглянуть и на проблему соотношения уникального и типичного. Любая инновация, возникая, является уникальной; по мере диффузии нововведений (Т. Хегерстранд) она становится все менее уникальной и все более типичной. На заключительной стадии своего жизненного цикла она вновь становится все менее типичной и все более раритетной (редкой).

При таком подходе можно выделить несколько типов инноваций.

1. Стандартная инновация, которая в момент своего зарождения уникальна, затем по мере расширения ареала применения и тиражирования становится типичной и, наконец, в конце жизненного цикла – редкой, исчезающей, вымирающей и поэтому опять уникальной. Таким образом, в рамках стандартного жизненного цикла инновации можно выделить три этапа: первый – уменьшающейся уникальности; второй – типичности, для которого также характерны два подэтапа – нарастающей типичности и уменьшающейся типичности; третий – нарастающей уникальности.

2. Уникальная инновация, одиночная и не тиражируемая (например, уникальное архитектурное сооружение). В этом случае свойства уникальности сохраняются на протяжении всего срока существования данной инновации. Но при этом в начальный период она обладает элементами новизны во времени (только появилась, такой до сих пор не было и т.п.), а затем она во времени становится типичной – т. е. всегда была, хоть и в единственном экземпляре. Наконец, исчезнув, она становится исторической (информационной) уникальностью (Александрийский маяк, Колосс Родосский и т.п.). Таким образом, в данном случае можно говорить о «временной» уникальности: уникальность тем выше, чем короче время существования данного одиночного явления и наоборот.

3. Инновация и на стадии типичности – уникальна в силу своих метрических размеров (самая большая гора, хотя гор много; самая глубокая впадина, хотя и их не мало; самый большой по территории субъект РФ – Якутия, хотя субъектов 85 и т.д.).

Однако при более внимательном взгляде нетрудно видеть, что все эти инновации находятся в тесной диалектической взаимосвязи в рамках пространственно-временного континуума.

Каждая инновация, возникая и развиваясь, имеет свою ритмику и свой пространственный ареал. Этот ареал по своей площади и конфигурации, а также по числу субареалов может сильно различаться в зависимости от характера окружающей среды, в которой развивается инновация, длительности инновационного процесса, масштабности и энергетической мощи инновации и т. д.

Ритм инновации, понимаемый как траектория ее пространственно-временного перемещения, подчиняется определенным закономерностям. Там, где «полюса роста», он характеризуется высокой частотой и большой амплитудой. По мере движения к периферии ритм становится все более редким и сглаженным. Многие инновационные волны «тонут» в структуре пространства, «затираются» другими, конкурирующими волнами и не доходят до периферии. Тем самым ядро становится еще более «центральным», а периферия еще более «окраинной». Таким образом, самим фактом своего пространственно-временного бытия каждая инновация формирует элементарные системы «ядро-периферия», усиливая процессы концентрации и дифференциации в целом. Однако и здесь процесс не носит однозначно направленного характера. На начальном этапе инновационного цикла, за счет более быстрого развития инновации в ядре, концентрация нарастает. На следующем этапе, когда начинается собственно «диффузия нововведения», распространяющаяся во внешнюю среду, волна уменьшает уровень концентрации в ядре и увеличивает плотность инновации на периферии. На заключительном этапе инновация «уходит» из ядра, оставаясь в окружающем пространстве в форме своего рода «реликтового излучения».

Из сказанного вытекает еще один вывод: уникальны одновременно и преимущественно креативные регионы и те, где инновации вообще отсутствуют. Вместе с тем жестких различий между ними нет. В каждом регионе присутствуют элементы в разной степени уникальности и типичности, при этом во времени их комбинация постоянно меняется. С этой точки зрения очевидно и соотношение между понятиями депрессивности и полюсом роста. В первом случае речь идет о таком состоянии ТХС, в которой на данном этапе преобладают отживающие стадии инновационных циклов. Во втором, соответственно о ТХС, где на данном этапе преобладают молодые, бурно растущие, с высокой долей уникальных фаз инновации.

Инновационный подход к формированию пространственных структур позволяет рассматривать настоящее, как аналог эйнштейновского искривления пространства. То есть волны инноваций трансформируют (искривляют) пространство, оставляя в виде своих отпечатков в прошлом его определенную структуру, что создает методическую основу для реконструкции прошлого инновационных процессов. Тогда инновация – это в определенном смысле результат разности потенциалов между прошлым и будущим. Когда говорят, что время остановилось (период застоя), это означает, что настоящее не преобразует будущее в прошлое в общем темпе, это преобразование идет с замедлением. И напротив «Инновационный прорыв» (революция) – это когда будущее ускоренно преобразуется в прошлое.

Вновь вернемся к разделению инноваций на природные и социальные. Природные инновации имеют свою ритмику, отличную от социальных инноваций, как правило, с меньшей частотой. При этом социальные инновации и природные могут вступать в резонансные отношения. Например, у Л. Гумилева климатические циклы вызывают волны переселения народов, а мутагенные факторы внеземного происхождения приводят к пассионарным толчкам (Л. Гумилев, 1972, 2000, с. 73). Эвстатические колебания уровня Каспийского моря ведут к серьезным изменениям в ТХС вдоль его побережья (В. Бабурин, 1998) и при совпадении фаз усиливают кризисные явления. В свою очередь, социальные инновации (например, сельскохозяйственное освоение сухостепных районов или зоны Сахели), совпадающие по времени с засушливой фазой климатических циклов, усиливают воздействие последней на природные ландшафты, вплоть до их полной деградации и замены на другие (пустынные). Благоприятные для хозяйства фазы природных циклов усиливают восходящую волну экономического роста и ослабляют кризисную (например, благоприятные климатические условия в России периода 2000–2002 гг.).

Инновация из очага зарождения (полюса роста) при благоприятных свойствах окружающей среды словно степной пожар устремляется к инновационной периферии. Принципиальное значение, как для возникновения инноваций, так и для их распространения, имеет плотность. Именно плотность, как одно из фундаментальных свойств структуры пространства, определяет его проницаемость, способность высечения инноваций от соударения информационных потоков. Чем больше их плотность, тем выше вероятность соударения. Чем выше плотность, тем быстрее реакция распространения. Низкая плотность – это всегда «холод», застылость пространственных структур. Она не обеспечивает материал для концентрации до критического для генерирования инноваций уровня. Низкая плотность, при прочих равных условиях, всегда негативный фактор возникновения и диффузии нововведений.

Принципиальное значение для динамики инновационного процесса имеет поддерживающее сопровождение инноваций. В обществе эту функцию выполняют пассионарии, чья высокая концентрация обеспечивает (по Л. Гумилеву) успех этноса, ибо носители инноваций не только их генерируют, но и активно внедряют, активно участвуют в построении новых пространственных структур. Можно усилить этот тезис до утверждения, что без пассионариев общественный прогресс был бы невозможен. Отсюда вытекает важное следствие: анализ закономерностей поведения пассионарной части населения (политиков, ученых, предпринимателей и т.п.) может стать важным инструментом прогнозирования инновационных процессов.

Инновации образуют своеобразные жгуты, из которых, в свою очередь, формируются системы инноваций. Каждая крупная инновация состоит из более простых и частных, а те в свою очередь тоже делятся на простые и частные.

Как уже говорилось, инновации возникают в мозгу конкретного индивидуума, но в рамках общего потока они подчиняются моде, традиции и т.п. (за исключением уникальных, которые не укладываются в общее русло). Но и любая, рожденная в голове человека, инновация уникальна по-своему и на своем уровне. Фактически уникальность индивидуальных инноваций определяет уникальность личности. При этом следует понимать, что культура объективно понижает уникальность каждого индивидуума. Только гении постоянно взрывают структуру, нарушают организованность, увеличивая энтропию в системе и провоцируют возникновение хаоса. Типичность, напротив, консервирует систему, придает ей устойчивость и организованность, т. е. увеличивает негэнтропию.

В своих пространственных проявлениях личность реализует свои инновационные начала, в том числе и в перемещениях в пространстве – ежедневных, еженедельных, годовых, в течение всей жизни. Возникающие мыслительные импульсы заставляют людей перемещаться, заниматься теми или иными видами деятельности. В то же время само перемещение личности в пространстве, давая ей все новую информацию, генерирует у нее ответные новационные импульсы. Эти рассуждения вновь приводят к заключению, что более активные контакты, в том числе и как результат перемещений в пространстве, ускоряют инновационный процесс. Более мобильная социокультурная среда, при прочих равных условиях, более инновационно производительная. И это одно из преимуществ открытого общества.

Инновации, передаваясь от человека к человеку, тиражируются, становясь все менее уникальными и индивидуализированными. В процессе коммуникаций происходит переход от уникального к типичному. Будучи восприняты людьми, инновации преобразуются в общественные процессы, затем материализуясь в тех или иных элементах ТХС. Чем меньшее число людей имеет отношение к материализации инноваций, тем более уникальной оказывается структура. Соответственно, система всеобщего образования, по сути, создана для уменьшения уникальности каждого, стандартизации как необходимого условия для существования единой индустриальной цивилизации. В постиндустриальном обществе, возможно, все будет иначе, а возможно еще более стандартизировано. Выбор пути в данном случае будет зависеть от того, какая из «прорывных» инноваций победит в конкуренции идей.

Таким образом, пространство наполнено как уникальными, так и типичными объектами, чье соотношение на разных отрезках времени и в различных точках пространства зависит от конкретной модели диффузии нововведений.

При всем разнообразии приведенных подходов речь идет о подсистеме, специализированной на поглощении и генерировании информационных потоков. По образному выражению А. Горелова «…информация (прежде всего научная. – В.Б.) уплотняет все многообразие мира в точку…» (А. Горелов, 1997, с. 168). Это уплотнение информации невозможно было вне формирования и развития ТХС, в границах которых нарастала плотность контактов как между отдельными людьми, так и их территориальными общностями. Плотность информации нарастала также пропорционально появлению и развитию все новых средств коммуникаций. Запад уже несколько столетий живет в высокоплотных городских пространствах, создав режим наибольшего благоприятствования для наиболее жизнеспособных и инновационно активных членов общества (воспроизведя в границах своего социума законы естественного отбора в природе). Организовав финансово-информационную поддержку своим инновациям, он добился безусловного господства своей цивилизации над другими. Хотя цивилизационное «сознание» других народов все еще остается ему неподвластным, его успехи требуют поиска эффективных моделей территориальной организации общества, способных обеспечить аналогичный или даже более высокий темп инновационных процессов.

2.3. Эволюционная парадигма (теория циклично-генетической динамики)

Современная естественнонаучная картина мира базируется на эволюционной парадигме. В ней имеет место саморазвитие, присутствует человек и его мысль. Эта картина предполагает наличие последовательно сменяющихся циклов нарастания «организованности», «флуктуаций», «неорганизованности», точек «бифуркации» и т.п. При этом важно подчеркнуть, что Эволюция в данном исследовании понимается как Развитие. Она включает в себя эволюционные (в узком смысле) и революционные этапы. В первом случае преобладают детерминированные процессы, нарастают количественные изменения, система находится в устойчивом состоянии с увеличивающейся энтропией. При этом «рост энтропии может быть вызван не только ростом числа элементов (разнообразия и сложности. – В.Л.), но и нарушением связей, упорядоченности системы» (А. Айламазян, Е. Стась, 1989, с. 64). По мере приближения к точке бифуркации система становится все менее устойчивой (за счет нарастания энтропии) и восприимчивой для флуктуаций (новаций), ориентированных на кардинальное (революционное) изменение условий ее развития, которые в обычной ситуации подавляются системой за счет самоорганизации. Вблизи точки бифуркации эти случайные вихревые возмущения могут изменить траекторию движения системы, система либо деградирует, либо переходит на новый качественный уровень (рис. 2.3.1). Здесь очевидно проявление одного из гегелевских законов диалектики – переход количественных изменений в качественные. Сам процесс зарождения новой системы, ее структурирования отражает другой закон диалектики – «отрицание отрицания», когда формируется новая структура системы, но при этом сохраняющая связи с прежней.

Рис. 2.3.1. Циклограмма эволюции системы под воздействием флуктуации

Смене революционных и эволюционных фаз развития соответствует смена преобладания случайных (стохастических) процессов и детерминистических. При этом внутренним источником такого развития выступает еще одна категория диалектики – единство и борьба противоположностей, когда внутрисистемная динамика определяется борьбой негэнтропии и энтропии, креативности и акцепторности, устойчивости и неустойчивости, организованности и хаоса, случайности и закономерности и т.п.

Важно подчеркнуть, что катастрофический исход в точке бифуркации, вообще говоря, более вероятен, чем переход на новый уровень развития. Это общее свойство неравновесных систем, проявление отбора, как выбора на основе конкуренции инноваций, когда масса неконкурентоспособных в меняющихся условиях окружающей среды инноваций гибнет, а выживают лишь немногие. При этом и резкое возрастание энтропии системы, ведущее к потере ее устойчивости, и резкое уменьшение энтропии, снижающее способность к адаптации, при наличии соответствующих внешних воздействий ведут к разрушению системы. Следствием этой логической схемы является большая вероятность развития территориальной системы по «периферийному» сценарию, чем по «ядерному», и, следовательно, периферийность является более распространенной формой эволюции, чем «центральность».

Территориальные системы, согласно построениям предыдущего раздела, относятся к открытым системам, а значит, относятся к области неравновесных систем. Изучение неравновесных систем позволило прийти к общим выводам относительно эволюции в неживой и живой природе от хаоса к порядку

Хаотическими называются все системы, которые нельзя описать однозначно детерминистично. Хаотическое движение непредсказуемо в принципе. «Искусственное может быть детерминированным и обратимым. Естественное же непременно содержит элементы случайности и необратимости» (И. Пригожин, И. Стенгерс, 1986, с. 50). Это очень важное замечание, позволяющее понять суть различий между досоциальными и социальными системами в границах общеприродных рамочных условий. Социальные системы, по мере своего развития и увеличения внутри них доли искусственных подсистем и элементов, по мере нарастания организованности, становятся все более предсказуемыми, поддающимися целеполагающему управлению.

По мнению А. Горелова, эволюция должна удовлетворять трем требования и трем условиям формирования новых структур:

1) необратимость, выражающаяся в нарушении симметрии между прошлым и будущим. В этом смысле система, описываемая логистической (S-образной) кривой, после достижения стагнации не будет деградировать симметрично траектории своего предшествующего развития;

2) необходимость введения понятия «событие». Именно событийный ряд определяет реальную траекторию развития системы и результирующую ее структуру. В рамках инновационной парадигмы «инновация» тождественна «событию»;

3) некоторые события (инновации) должны обладать способностью изменять ход эволюции;

4) система должна быть открытой;

5) находиться вдали от равновесного состояния;

6) должны присутствовать флуктуации.

В целом устойчивость сложных систем определяется балансом между цементирующими ее связями и выводящими ее из устойчивого состояния флуктуациями. В случае выхода за пределы устойчивого состояния система оказывается в точке бифуркации. Именно здесь происходит процедура выбора «пути» эволюции в результате даже незначительной флуктуации (рис. 2.3.2).

Рис. 2.3.2. Поведение системы в точке бифуркации

Переход системы в новое состояние и изменение пути развития и есть «событие». В точке бифуркации господствует «его величество случай», который сталкивает то, что остается от системы на новый путь развития, а затем, когда из бесконечного числа вариантов возможного будущего выбран единственный для настоящего, вновь вступает в силу детерминизм.

Именно в точке бифуркации одна из многих новаций воспринимается системой и становится «приводным механизмом» нового эволюционного (инновационного) цикла. Иными словами, порядок, стабильность и равновесие – это лишь миг в результате случайного совпадения траекторий разнонаправленных процессов, а неустойчивость и неравновесность – их нормальное состояние. Поэтому любые средние величины – не более чем виртуальная точка, линия или поверхность, вокруг которой происходят непрерывные флуктуации. Точка бифуркации становится и мигом смерти системы (старого качества) и моментом рождения системы (нового качества). В определенном смысле вероятность смерти и рождения равны (у В. Арнольда вероятность смерти выше вероятности рождения) и система может перейти как в хаотическое состояние, так и на новый, более дифференцированный и высокий уровень упорядоченности, который И. Пригожин и И. Стенгерс назвали диссипативной структурой. Общее правило для нее – большая энергоемкость системы более высокого порядка, и в этом возникает некий парадокс. Из энергии, которую система постоянно диссипатирует (рассеивает), тем самым увеличивая общую энтропию, возникает все нарастающая ее организованность (и хаотичность окружающей среды). Учитывая изложенное ранее представление о «системности окружающей среды», это фактически означает конкуренцию систем в пространстве.

Таким образом, малые различия могут приводить к крупномасштабным последствиям. Следовательно, граничные условия необходимы, но недостаточны. Чтобы эволюция не «топталась» на месте в силу равновероятности исходов событий, необходима процедура «выбора» одной из возможных структур. При этом следует помнить, что в развивающихся системах структура и функции тесно взаимосвязаны – система трансформирует собственную структуру для выполнения соответствующих ей функций в условиях меняющейся окружающей среды, т. е. параметров окружающих систем. И изменения внешней среды, и адаптация системы к ним являются преобразующими инновациями. Сама адаптация происходит не просто в силу появления новых элементов и новых признаков у старых элементов, а при возникновении «избыточности таких элементов-признаков» (А. Айламазян, Е. Стась, 1989, с. 66). Подобная избыточность возможна лишь в процессе тиражирования инноваций, различных вариантах их диффузии как внутри системы, так и во внешней среде. Иными словами, тиражирование инноваций является важнейшим механизмом эволюции.

В процессе эволюции первоначальный монофункциональный облик новой системы преобразуется в универсальный, ведущий к повышению ее устойчивости. С позиций диалектики – это процесс количественного изменения числа элементов и признаков, когда структура остается практически без изменений. В рамках этих изменений появляются как новые механизмы, так и новые элементы. В терминах инновационной парадигмы у самоорганизующейся системы под воздействием внешних и внутренних инноваций появляются как новые элементы, так и новые признаки у существующих элементов. Эти элементы-признаки через механизмы отбора и тиражирования обеспечивают приспособление системы к меняющимся внешним условиям. При этом у системы есть два пути.

1. Большая открытость для внешних инноваций, что ускоряет адаптационные процессы, однако ведет к нарастанию рисков имплантации «враждебных» инноваций, ведущих к разрушению структуры, потере устойчивости системы. Для защиты от этого система должна иметь эффективно работающие фильтры. Такие системы, по сути, являются преимущественными акцепторами.

2. Относительно большая закрытость для внешних инноваций и ориентация на собственные инновации, что объективно замедляет адаптацию, но снижает риски проникновения враждебных инновационных имплантантов. Подобная система более устойчива, но имеет повышенные риски отставания адаптационных механизмов от меняющихся внешних условий, что в конечном итоге также может привести к потере устойчивости системы. В то же время преобладание креативной функции позволяет через механизмы диффузии нововведений системе самой таким образом трансформировать окружающую среду (окружающие системы), чтобы происходящие изменения имели позитивный характер для системы и способствовали нарастанию ее организованности ценой хаотизации этой окружающей среды.

Следует еще раз подчеркнуть условность понятий «внешняя или окружающая» и «внутренняя» среда. Для элементов системы внутренняя среда является внешней, а внешняя для системы среда является внутренней для системы, подсистемой которой она является. В этом проявляется единство и борьба противоположностей эволюции систем. Это определяет и механизмы мультипликатора. В случае акцепторных систем внешние инновации меняют не только элементы, но и связи между ними, т. е. внутрисистемную среду. Адаптационные механизмы начинают работать на всех уровнях, взаимно стимулируя друг друга в рамках итеративных процедур. В случае креативных систем генерируемые инновации меняют свойства элементов и воспроизводят новые, которые в процессе организации сбрасывают излишки энтропии или негэнтропии в зависимости от фазы развития во внутрисистемную, внешнюю для них среду.

Выявлению факторов, определяющих развитие систем, посвящено большое количество работ. Наиболее известны концепции Ж. Кювье, Ч. Дарвина, В. Вернадского, И. Шмальгаузена и др. В общей форме к главным факторам эволюции обычно относят изменчивость, борьбу за существование, различные виды изоляции, скрещивания, корреляции, индивидуальной адаптации, стабилизирующий естественный отбор. Поддержание устойчивого состояния систем в меняющихся условиях окружающей природной и искусственной сред является механизмом их эволюции, а сами механизмы взаимодействия системы с внешней средой и внешней среды с системой базируются на потоках взаимной информации.

Накопление информации в системе равнозначно росту негэнтропии, а ее выдача сопровождается ее утерей с частичной передачей в окружающую среду. Однако эта передача, организующая вслед за системой и ее окружающую среду, не компенсирует рост энтропии в результате разрушения системой окружающей среды. Подобные механизмы делают неизбежным формирование в процессе эволюции территориальных систем ядра и периферии на всех уровнях системной иерархии. При этом ядра формируют эволюционные «стержни», а периферия – эволюционные «тупики».

Из работ И. Шмальгаузена вытекает и еще один важный вывод. Для развития системы необходима определенная форма памяти. Такой формой является ее структура. Эта память системы обеспечивает механизм наследственности. Но с позиций инновационной парадигмы этого недостаточно. Система наряду с накоплением опыта (информации) должна быть способной к самообучению, т. е. к генерированию на основе накопленной информации нововведений. Очевидно, что на ранних этапах развития систем у них дефицит памяти и ускорение эволюции может осуществляться лишь на основе ее заимствования извне, а на заключительных этапах избыток памяти блокируется утерей способности к самообучению, т. е. генерированию информации.

Значительный вклад в исследование открытых систем в неравновесном состоянии вносит синергетика (совместные действия) или термодинамика открытых систем. Ее ключевым понятием является – самоорганизация. С синергетикой в физику проник эволюционный подход, и наука подошла к пониманию творения как создания нового, что фактически идентично понятию «инновационный процесс» в социальной сфере. Синергетика подтвердила вывод теории относительности о взаимопревращении вещества и энергии. Согласно синергетике, «энергия, как бы застывает в виде кристаллов, превращаясь из кинетической в потенциальную. Вещество – это застывшая энергия» (А. Горелов, 1997, с. 87). Иными словами, энергия – творец структуры, которая идентична понятию «вещество» в нашем мире. Энергия, таким образом, носитель инноваций, «застывающих в структуре пустоты», определяющей форму систем, в которых новые энергетические (информационные) инновации рождают все новые структуры. Соответственно, при таких представлениях энтропия – это форма выражения количества энергии, которую имеет вещество. «Энергия – творец, энтропия – мера творчества. Она характеризует результат… Энергия творит более высокий уровень организации» (там же). Подобная трактовка, позволяет использовать энтропию, как меру накопленного творчества в ТХС. При этом творчество ведет к становлению качественно нового, того чего еще не было.

Синергетика ввела в оборот и такую категорию как аттрактор, т. е. притягивающее множество (Пределы…, 1997). Аттракторы отражают состояние системы после выхода ее на «основной режим» и в фазовом пространстве проявляются либо как «устойчивая особая точка, либо как предельный цикл для циклических процессов» (там же, с. 84). Комплексы речных долин в ландшафтах, города в социальных системах – суть аттракторы (притягивающие структуры). Именно это их притягивающее свойство создает преимущества, как для притягивания новаций, так и для их трансформации в инновации. Во многом именно аттракторы, по-видимому, отвечают за процессы территориальной концентрации (рис. 2.3.3). Однако еще более распространены так называемые «странные аттракторы» (там же, с. 99), суть которых заключается в том, что многие процессы при малых начальных различиях, на бесконечно длинном отрезке времени могут бесконечно удалиться друг от друга. Так, зародившиеся примерно с равными параметрами поселения через века оказываются на различных уровнях иерархии поселенческих систем. Можно предположить что «сильный аттрактор» в территориальных системах соответствует выгодному ЭГП, а «слабый аттрактор» – неблагоприятному.

Рис. 2.3.3. Типичные фазовые портреты в окрестности точки равновесия

Эволюционная парадигма теснейшим образом связана с представлениями о цикличности развития. Теория циклов известна с древнейших времен. Еще древние греки выделяли циклы смены государственного устройства в эллинских полисах. Уже в ранних географических исследованиях были выявлены суточные, сезонные и годовые естественные циклы и связанные с ними сезонные колебания в жизни общества. Но настоящий всплеск общенаучного интереса к этому направлению возникает в начале века, будучи подогрет чередой кризисов Европейской и смежных с ней цивилизаций. В 20–30-е гг. появляются работы А. Богданова, Ф. Броделя, Н. Бердяева, В. Вернадского, Н. Кондратьева, П. Сорокина, А. Тойнби, А. Чижевского, Й. Шумпетера и др. Они охватили обширную область – от природных циклических процессов до социокультурных. Справедливости ради следует заметить, что основные дефиниции диалектики Г. Гегеля, диалектического и исторического материализма К. Маркса, Ф. Энгельса и В. Ленина еще в XIX – начале XX в. четко зафиксировали неравномерность развития природных и общественных систем, смену революционных и эволюционных фаз, развитие по спирали и другие особенности циклического характера. На базовых представлениях о цикличности развития построена и модель смены общественных формаций. В экономических трудах К. Маркса («Капитал») и В. Ленина («Развитие капитализма в России») идеи циклизма нашли и более четкое отражение в разделах, посвященных кризисам перепроизводства, динамики технического и органического строения капитала, воспроизводственного цикла и т. д. Иными словами, работы начала века создавались вовсе не на пустом месте.

Новый всплеск общественного интереса к теории циклов и ее общественной проекции – социогенетики – относится к 70-м гг., когда с обострением кризисных явлений, на этот раз во многом связанных с процессами нарастающей экологической напряженности и глобализации экономики, появилась объективная потребность в осмыслении происходящего. Именно в 70–90-е гг. широкая советская, а позже российская научная общественность знакомится с книгами Г. Менша, Ф. Броделя, Э. Тоффлера, Л. Гумилева, Д. Медоуза и др. По мнению Ю. Яковца, в настоящее время именно «теория циклично-генетической динамики займет ключевое место в …(постиндустриальной. – В.Б.)… парадигме (естественно, не исчерпывая ее содержания. – В.Б.)» (Ю. Яковец, 1999, с. 12). При этом следует заметить, что Э. Тоффлер, давший наиболее многоплановую картину будущего состояния постиндустриального общества, отказывается от формулирования идеала общественного устройства, ссылаясь на его утопичность, но в то же время сам создает «мир практичный и более благоприятный для человека, чем тот, в котором мы живем» (Э. Тоффлер, 1999, с. 569).

Анализ работ в области циклично-генетической теории показывает, что в настоящее время она действительно вполне естественно ложится в качестве методической составляющей в эволюционную парадигму, добавляя к последней столь значимую для современного познания формализацию выявленных закономерностей. В работах Р. Ленца, Х. Айзенсона, Л. Гартмана и др. показаны пути использования математических методов и, более широко, математического моделирования не только для формализованного описания циклических трендов, но и для прогнозирования последующих тенденций, особенно в сфере научно-технического прогресса.

Каковы же аргументы, выдвигаемые Ю. Яковцом, в пользу столь значимого места в науке для достаточно частной теории? Вкратце их можно свести к следующему:

• «Сущность развертывающейся научной революции – в более адекватном, достоверном представлении меняющегося мира. Поскольку циклично-генетическая теория отвечает этому требованию – она становится необходимым звеном постиндустриальной общенаучной парадигмы» (Ю. Яковец, 1999);

• исчерпание прогностических возможностей «линейной экстраполяции» требует учета «закономерно-неравномерной динамики» в целях прогнозирования;

• так как «все системы… периодически проходят через конечную фазу, период трансформации к новому этапу в своей динамике …поставить правильный диагноз… невозможно без понимания циклично-генетических процессов…» (там же).

Усложняющийся характер происходящих процессов, их многовариантность, процессы резонанса и демпфирования «…требуют более сложных методов измерения и моделирования, критерии отбора которых дает циклично-генетическая динамика» (там же).

Нетрудно видеть, что все изложенные аргументы находятся в рамках системной и эволюционной парадигм, что естественным образом интегрирует циклично-генетическую теорию в них, но отнюдь не сооружает ей пьедестал «на вершине познания», как утверждает Ю. Яковец. При всех эвристических и методических достоинствах теории циклов она отражает более частные процессы, являющиеся составными элементами общесистемной эволюции.

Другое важное положение теории – утверждение об отсутствии временных разрывов в цикличной динамике. «Между последовательно сменяющими друг друга циклами нет перерыва. Каждый следующий цикл рождается в недрах предыдущего, противостоит отмирающим, обреченным его элементам…» (Ю. Яковец, 1999, с. 16). Но одновременно «…глубинные слои (системы. – В.Б.) сохраняются и аккумулируются, переходят по наследству, частично модифицируются» (там же). Таким образом, цикл точно моделирует процесс замещения в системе прошлого времени на «новое» при передаче «по наследству» базовой структуры. В итоге в системе возникает как бы слоистая структура, аналогичная в чем-то геологическим слоям и свитам, когда более ранние следы предшествующих систем оказываются более «затертыми» и придавленными более поздними.

Ю. Яковец указывает и на еще одну особенность циклов – наличие своего ядра, выражающего «сущность данной системы». Будучи чрезвычайно слабым в эмбриональный период, цикл в последующем набирает мощь, преобразуя окружающую его среду. При этом из множества эмбрионов получают развитие лишь некоторые. Выявление этих некоторых перспективных ростков и есть задача прогнозирования. Именно циклы, трансформируя прежнюю структуру системы, формируют новую. При этом циклы никогда не существуют в «чистом» виде. Взаимодействуя, они образуют сложные сочетания, в рамках которых отдельный цикл крайне сложно вычленить. Именно сложно взаимодействующие циклы и формируют глобальную волновую структуру окружающего нас мира, закономерности которого чрезвычайно трудно уловить.

В рамках этой идеологии формируются и взгляды многих специалистов в области геополитики, которые склонны приписывать циклический характер развития глобальной политической системе. Наиболее определенно в этом отношении высказался Дж. Моделски, который вместе с У. Томпсон предложил геополитическую модификацию циклов Кондратьева, как оказывающих «давление на эволюцию глобальной системы, выводя на первые роли экономических лидеров, выигрывающих от внедрения инноваций» (Дж. Моделски, У. Томпсон, 1992). Р. Туровский в своей работе приводит и ряд других авторов, придерживающихся циклической теории. И. Валлерстайн с его циклами гегемонии, П. Тэйлор с концепцией «геополитических мировых порядков», Дж. Эгнью и С. Корбридж и др. Еще более полный анализ циклических закономерностей в социальных системах и обзор публикаций на эту тему дается в работах Н. Колосова, Н. Мироненко и др.

«Чистый цикл» в процессе своего зарождения формирует новое качество и является синонимом уникальности в окружающем мире. По мере диффузии свойства уникальности уменьшаются, а нарастают признаки типичности, общепринятости и общераспространенности. С умиранием цикла он вновь приобретает черты уникальности, но уже реликтового характера. Взаимодействуя друг с другом, циклы выступают по отношению друг к другу как внешняя среда, корректирующая генетическую обусловленность развития. Таким образом, каждый цикл выступает как бы в двух лицах – и как генетически детерминированный тренд, и как стохастически воздействующая внешняя среда. Кроме того, одновременно сосуществуют разновозрастные циклы (молодые, зрелые, старые, реликтовые), разномасштабные (микро-, мезо- и макро-), с разной ритмикой (короткой, средней, длинной) и т. д.

«Каждый материк, каждая страна, каждый регион или город имеют свою ритмику цикличной динамики» (Ю. Яковец, 1999, с. 18). При этом Ю. Яковец отмечает и еще одно важное свойство циклов: их ритмику измеряют «по эпицентрам», но эпицентры переворотов периодически перемещаются. Применительно к цивилизационным циклам это четко просматривается и у О. Шпенглера, и у Маккиндора и у многих других геополитиков.

Ю. Яковец предлагает свою классификацию циклов, которая построена на основе их деления первоначально на две макрогруппы – природные и общественно-исторические, каждая из которых затем подразделяется на более частные группы и подгруппы, отражающие взаимодействие между ними. Однако подобное членение представляется достаточно механистичным, ибо в него не заложена последовательность возникновения циклов. В этом смысле эволюционная парадигма дает, как представляется, лучшую классификационную шкалу, выстраивая циклы на оси времени (в последовательности их возникновения). В общем случае для каждого последующего крупного эволюционного цикла предыдущий, с его более замедленной динамикой, выступает (может выступать) как константа.

Тот же Ю. Яковец приводит классификации, из которых очевидна значимость для географии «реального масштаба времени», т. е. такого, который исследует пространственные особенности современных нам процессов – суточные, сезонные (между ними автор выделяет также недельные, месячные, религиозные и т.п.).

Для «традиционной» географии основным объектом исследования служат краткосрочные циклы, охватывающие период в несколько лет. Учитываются, но, как правило, не исследуются специально (вне рамок исторической географии, испытывающей в настоящее время ренессанс) среднесрочные (8–12 лет), долгосрочные (от 20 до 70 лет). Более длительные циклы находятся за пределами собственно традиционной географии. Однако инновационная парадигма, базирующаяся на эволюционном подходе, по мнению автора, предполагает анализ динамики территориальных систем и на более длительных отрезках времени.

По пространственному масштабу экономическая география имеет дело в основном с циклами регионального, страноведческого и планетарного масштаба. Процессы глобализации и гуманизации в последние десятилетия вовлекают в сферу интереса экономической географии локальные (охватывающие населенный пункт, изолированную территорию), точечные (происходящие в отдельной семье, на предприятии) и даже единичные (жизнь отдельного человека) циклы.

Ряд исследователей в области циклов выделяют как самостоятельное направление циклично-генетической теории социогенетику (Ю. Яковец, А. Субетто и др.). Они полагают, что предметом социогенетики являются закономерности и механизмы наследственности, изменчивости и отбора в обществе как целостной системе и в его подсистемах на разных этапах исторического развития. Здесь они фактически вступают в противоречие со взглядами представителей русского космизма (Н. Федоров и др.), которые как раз утверждают невозможность наследования социальных признаков и навыков. Тем не менее в отношении надчеловеческих уров-
ней подобная трактовка представляется уместной и с точки зрения ее исследовательского потенциала весьма привлекательной. Наследственность сопровождают изменчивость и отбор, которые в рамках циклично-генетической теории рассматриваются Ю. Яковцом как исходный механизм эволюции в живой природе и обществе.

И здесь естественным образом возникает мысль о большей адекватности процессам изменчивости и наследования в ТПХС и территориальных общностях населения инновационной модели, которая рассматривает человека как первопричину всех социальных новаций, а всю совокупность общественных отношений и их пространственных структур как инновационную среду, либо благоприятную для них, либо тормозящую. Индивидуальные новационные циклы и производные от них инновации, которые уже в силу своей специфики являются общественными, в результате естественного (конкурентного) или управляемого обществом отбора сливаются в синхронизированные потоки, умножающиеся в периоды научных революций. Процесс смены парадигм в науке, замены устаревающих идей на новые прекрасно показан Т. Куном, который фактически заложил основы теории эволюции науки (Т. Кун, 1983).

Исследования многих специалистов показывают, что аналогичные циклично-генетические закономерности прослеживаются и в эволюции культуры, нравственности, идеологии и всех прочих сфер общественной жизни.

В заключение отметим, что эволюционный подход, охватывающий всю пространственно сочлененную совокупность систем неживой и живой природы, а также общества, нанизанных на «стрелу времени», позволяет разрешить и еще одно противоречие: противоречие между закономерностями развития природы и закономерностями развития общества. Значительное число специалистов, в т.ч. и в рамках марксистской традиции, стоит на позициях несводимости природных и общественных закономерностей к единому знаменателю. Однако эволюционная парадигма недвусмысленно показывает, что природные системы в процессе эволюции породили социальные, и, следовательно, природные закономерности носят более общий, рамочный характер по сравнению с социальными.

---