Французская поэзия 1950–2000. Как читать?

1927, Прива – 2012, Париж

Жак Дюпен родился в Прива, центральном городе департамента Ардеш, на юго-востоке Франции. Его детские воспоминания связаны не только с солнечными пейзажами, но и с психиатрической больницей, которой заведовал его отец. В юности Жак Дюпен любил читать, но отнюдь не готовил себя к литературному поприщу, он собирался стать юристом. В 1944 году он переезжает в Париж, чтобы получить высшее образование, он изучает правоведение, историю, политические науки.

Важнейшим событием Дюпен считает встречу в 1947 году с Рене Шаром, которого он называет своим учителем и наставником. Борис Дубин подчеркивает, что Жак Дюпен из тех, кто «начинал под эгидой сюрреализма»: «Его напутствовал один из крупнейших сюрреалистов Рене Шар, фронтиспис его первой книги рисовал опять-таки сюрреалист Андре Массон (следующую, в 1956-м, сопровождал рисунок Джакометти, третью, в 1958-м, – рисунок Миро, а это мастера того же сюрреалистского круга). Молодого южанина заметили и приветили другие, старшие, – Бланшо, Реверди, Понж, Лейрис»1. Именно Рене Шар написал предисловие к его первому сборнику «Пепельница путешествия» («Cendrier du voyage”, 1950, GLM). Критикам хотелось бы видеть в Дюпене преемника автора «Листков Гипноза», но вскоре читатели смогли убедиться, что у него совершенно другой неожиданный прерывистый почерк. Дюпен создает мир, состоящий из разрывов, надломов, умолчаний и трещин. Каменистый, выжженный солнцем Ардеш, страна его детства, нигде не упомянута, но присутствует в его поэзии движением вверх по склону, здесь есть змеи и сухость, и жара. Жан-Пьер Ришар замечает, что пейзаж в поэзии Дюпена «утверждается, только разрывая себя […] Молнии, шквалы ветра, удары, толчки, лезвия, лемеха, заступы, кирки, […] взламывание: вот несколько инструментов и фигур, которыми мыслится здесь, монотонный и всегда разнообразный, такой мощный динамизм приступа…»

С 1948 года Жак Дюпен постоянно общается с самыми крупными литераторами своего времени, с Понжем, Камю, Батаем. Идеи саморазрушения поэта и ненависти становятся поняты именно в историческом контексте: «Поэт здесь мучительно ищет себя, чтобы решительно самоуничтожиться, и это, хочу подчеркнуть, не просто глубоко персональная тема Дюпена, но и черта поколения, формировавшегося в годы всемирной бойни, в тени нацистского Аушвица и вишистского коллаборационизма, в десятилетие между “Ненавистью к поэзии” Жоржа Батая (1947) и “Эрой подозрения” Натали Саррот (1956).»2

Для понимания поэтики Дюпена важно осознать особую роль современной живописи и скульптуры в его мировидении. Неслучайно его произведения иллюстрировали такие художники, как Брак, Массон, Тапиес, Адами. Еще работая секретарем в редакции авторитетного художественного журнала «Кайе д’ар» (Cahiers d’art), Дюпен познакомился с Пикассо, Кандинским, Браком, Миро, Джакометти. Он сотрудничал со многими галереями, в частности руководил издательской деятельностью известной парижской галереи семейства Маг (Maeght). В 1966 году совместно с Ивом Бонфуа, Андре дю Буше и др. основал журнал Л’Эфемер (L’Ephémère). В 1969 году Дюпен познакомился с Полом Остером, который перевел его стихи на английский язык. Вместе они выступают с чтениями в Лондоне и Нью-Йорке. Двуязычные публикации чередуют абзац текста на французском и абзац текста на английском. Произведения Жака Дюпена переведены на немецкий (Паулем Целаном), итальянский, испанский, нидерландский и другие языки. Его стихи положены на музыку французскими композиторами Бетси Жолас (1959), Пьером Жодловским (1993), Жан-Жаком Ди Туччи (1996).

Приведем несколько строк в переводе Бориса Дубина:

Считанными словами, словно водоворотом,
Где-то в стене пробило
Даже не окно, амбразуру,
Чтобы удержать на кончиках пальцев
Эту область ночи, в которой тонет дорога,
И на исходе сил – обнаженную речь3

В начале книги «L’embrasure» Дюпен говорит о поэзии как об ощущении нехватки и опыте, его усугубляющем: «Expérience sans mesure, excédante, inexpiable, la poésie ne comble pas mais au contraire approfondit toujours davantage le manque et le tourment qui la suscitent».

Синтаксис Дюпена подчеркнуто ясен и прост. Абсурд создается на лексическом уровне при сближении несовместимого:

Dans ce pays la foudre fait germer la pierre.

Эмблемой образного мира Дюпена можно назвать знак разъединения. Стихотворение мыслится как анти-пространство и анти-предмет «le non-lieu et non-objet d’une gravitation de signes insensés».

Борис Дубин обращает внимание на слова Дюпена в предисловии к важному для него сборнику шестидесятых годов «Карабкаться»: «...общепринятому языку, – поэт доверяется только с тем, чтобы его приумножить и утратить, оставшись, со своей стороны, признанным и отвергнутым родной речью. Коммуникация, которая тут возникает, даже если следующее слово просто соединить с предыдущим, – не обмен, а обман, перебор, глубочайшее недоразумение. Стихи стремятся к одному: чтобы их огонь разделили, но в отсутствие поэта. Поэтому все, что он втягивает в собственные становление и опыт, все, что влечет его за собой и не дается слову, в конце концов, изгоняет поэта с места казни, испепеляет его имя и говорит его голосом».4

Вне языка нет бодрствования, просыпаться рано, ложиться поздно – сон сокращен ради находки дыхания потерянных слов:

Se lever tôt, se coucher tard,
restreindre l’espace de réparation

retrouver
le souffle des mots perdus
Hors de la cage d’air [...]

Поэт и сам ирреализуется, его просто нет:

Le poète – il n’existe pas –
est celui qui change
de sexe comme de chemise

une humide contre une sèche,
une rose contre un caillou
et vice vers...
précipice
un feu de branches déjà vertes...[...]

Постоянно перевоплощающийся, в совершенстве владеющий искусством мимесиса, поэт поддерживает особенную связь со словами:

Les mots me manquent pour jouir
du chèvrefeuille, du jasmin

frappé par le vent violent
le sol brille le jour bat
Je suis aveugle – et lié

à ta voix indestructible
qui comporte le vide des pas

sous les fibres de l’image
le mot relance la mort
de la déesse calcaire...

Le corps vient de rajeunir le souffle
de s’éparpiller

Жимолость и жасмин сгорают при отсутствии слов, в их поиске, не дают наслаждения, властный ветер, выжженная земля, жгучее южное солнце слепит. Поиск слов – не вопрос удовольствия, а вопрос жизни и смерти, mot/слово всегда (заново) начинает mort/смерть. Слово связано с таинственной богиней песчаников, с местом памяти. Через смерть и слово проходят метаморфозы тела и дыхания.

Cendrier du voyage, GLM, 1950; Art poétique, PAB, Alès, 1956, Gravir, Gallimard, Paris, 1963, L’Embrasure, Gallimard, Paris, 1969, Le Désœuvrement, Orange Export Ltd, Malakoff, 1982, Une apparence de soupirail, Gallimard, Paris, 1982, Chansons troglodytes, Éditions Fata Morgana, Montpellier, 1989 Ecart, POL, Paris, 2000.

---