Появление городского парка означало собой фундаментальный поворот в истории цивилизации. Только что вокруг компактного города, сразу же за т. н. гласисом, пустым пространством шириной в дистанцию прицельного огня, начинался мир природы, которая пугала, именовалась пустыней. И вот разросшийся город ощутил себя обособленным миром, затосковал по природе, горожане стали ценить пейзажную живопись, и парк, этот фрагмент природы в городе, должен был возникнуть.
Городской парк существенно моложе бульвара, и обустройство публичных парков началось лишь полтора века назад – с лондонских пейзажных парков, созданных Джоном Нэшем на основе огромного опыта разбивки ландшафтных парков в поместьях знати. Вторым прародителем городского парка был формальный дворцовый парк, с его куртинами, вырезанными по лекалам, с деревьями и кустами, подстриженными так, чтобы утратить почти всякую связь с природой. Мы называем такие парки французскими, хотя зародились они на виллах ренессансной Италии. Третьим – лесопарки по образцу Булонского и Венсеннского лесов (в Москве это прежде всего Сокольники).
Развитой городской парк, как правило, сочетает все эти три элемента. Именно таким стал огромный Центральный парк Манэттена, спроектированный Олмстедом на месте прежнего выгона для скота. Этот прямоугольник зелени и воды шириной километр и длиной пять километров резко контрастирует с «лесом» небоскребов, окружающих его со всех сторон. Таким же стал Летний сад Петербурга, хотя заложен он был как парк формальный, отчего и остались в нем многочисленные скульптуры, выстроившиеся вдоль аллей в регулярном порядке. Таковы парки Вены или Эссена, тогда как берлинский Тиргартен или парк в глубокой долине, разделяющей надвое город Люксембург, сохраняются как природные комплексы, дающие обманчивое ощущение естественности.
За свою не столь уж долгую историю городские парки многократно меняли характер. Тому, кто видит вашингтонский Мол в нынешнем его виде, требуется усилие, чтобы увидеть на его месте ландшафтный парк в духе Олмстеда, с каналом посреди современного ровного газона. Нужно усилие воображения, чтобы представить себе плац-парад на месте петербургского Марсова поля или чтобы припомнить, что совсем недавно парковые дорожки отличались от уличных тротуаров тем, что были покрыты утрамбованной красной кирпичной крошкой.
Советские модернисты 20-х годов не могли смириться с непроизводительным променадом обывателей между клумб и рощ. Из лучших побуждений они пытались везде создать ПКиО – парки культуры и отдыха, насыщенные читальнями, лекториями и приспособлениями для военно-спортивных упражнений. Нововведение пользовалось немалой популярностью, тем более что при первой возможности люди с радостью сбегали из перенаселенных коммунальных квартир. Однако постепенно ПКиО насыщались платными аттракционами, сближаясь по духу с луна-парками, о которых следует говорить отдельно.
Европейские модернисты стремились превратить в парк всю территорию вокруг свободно поставленных многоэтажных домов-пластин или домов-башен. Затраты на уход за этими пространствами, к тому же не очерченными ясными границами, при этом никак не учитывались. Взрослые и дети вытаптывали траву, срезая углы, подростки – играя в футбол. Фрагменты прежнего леса, оказавшиеся в окружении плотной многоэтажной застройки, даже если их не вытаптывали и чинно прогуливались по дорожкам, дичали, зарастая подлеском, в них со временем исчезали белки и певчие птицы, распуганные множеством собак. Городской парк – дорогое удовольствие, что необходимо принимать во внимание при разработке планировочных решений.
В новейших городах или в их новых районах парки занимают до трети общей площади, а их содержание составляет одну из главных статей расходов в бюджетах городов. Достаточно сказать, что для того, чтобы поддерживать городской парк в отличной форме, требуется не менее двух профессионалов на гектар территории.
Формальные парки центрального Парижа, начиная с парка Тюильри и завершая Люксембургским садом, стали повсеместно воспроизводившимся образцом.
Этот тип паркового пространства, с его прямыми дорожками и шпалерами стриженых деревьев, и в Вене, и в Петербурге, и в Бостоне, придавал открытость сугубо дворцовой композиции, предполагал, да и сейчас предполагает чинное прохаживание публики. Разве что для маленьких детей всегда делалось исключение. Не будет ошибкой сказать, что главная функция городского парка этого типа заключена в том, что люди приходят сюда, чтобы, по контрасту с соседней улицей, замедлить шаг и неспешно разглядывать таких же прогуливающихся горожан на фоне зелени. Англо-саксонская, демократическая традиция не только заместила геометрию плана пейзажной свободой, заимствованной с полотен живописцев, но и культивирует полную свободу поведения, удерживаемого в рамках представлениями каждой эпохи о приличиях. После Второй мировой войны эта модель перекочевала на континент. Теперь что в Лондоне, что в Эдинбурге, что в Тулузе – и в крупном парке, и в небольшом сквере – стриженый газон трактуется как зеленый ковер в городской «гостиной».
В Эдинбурге обширный центральный парк, казалось бы, вплотную примыкающий к застройке исторического ядра города, в действительности отделен от нее напряженной железнодорожной магистралью. Однако железная дорога так аккуратно спрятана в глубокий ров, что, находясь и в парке, и в городе, невозможно даже догадаться о ее существовании. Дорогу и не видно, и не слышно.
Поистине колоссальный опыт, накопленный чередой британских ландшафтных архитекторов, среди которых наиболее заметны имена Джона Нэша и Джозефа Пэкстона, которого мы знаем прежде всего как автора павильона первой Всемирной выставки 1851 г., оказался особенно востребован при создании на Манхэттене Центрального парка. Этот вытянутый прямоугольник площадью 500 га, со всех сторон окруженный лесом небоскребов, создает обширный остров покоя в суете Нью-Йорка.
В середине XIX в. убедить отцов города в полной целесообразности такой огромной «потери» дорогой земли Олмстеду удалось только за счет предъявления калькуляции – достаточно точно было спрогнозировано, насколько именно вырастет цена недвижимости в соседних с парком кварталах. Качественно новым в проектном решении парка стало разведение уровней пешеходного и колесного движения через парк.
Несомненно повезло Люксембургу. Разрастаясь, этот город перешагнул глубокую долину, по дну которой течет узенькая речка. Длина мостов, перекинутых через долину, не превышает 200 м, однако ее видимая ширина прирастает за счет склонов, в результате чего парк кажется огромным. Это ощущение усилено тем, что в парке сознательно сохранена одна улочка старого предместья.
Парк Гуэль хорошо известен всем туристам, посещающим Барселону, однако мало кто задумывается над тем, что Антонио Гауди и его верный заказчик Гуэль замыслили этот парк как город-сад в предместье. От этого замысла осуществлены лишь два дома: владельца и архитектора, но сам парк сохраняется теперь как безусловное и оригинальное во всех смыслах произведение искусства.
С начала XIX в. застройщики новых районов Эдинбурга впервые рискнули перевернуть привычный порядок вещей: вместо того чтобы разбить парк среди плотных жилых кварталов, они словно вдавили кружевной рисунок, собранный из таунхаусов, в сплошной массив парка. Разумеется, в действительности этот огромный парк был выращен после завершения застройки, но замысел был именно таким. Небольшой сквер, отграниченный от тротуара улицы Мюнхена кажется обычной зеленой «паузой» на месте разрушенного во время войны квартала. По внешним признакам никак невозможно догадаться, что эта зеленая «гостиная» с ее никогда не убирающейся меблировкой устроена на кровле подземной гостевой автостоянки. Вывод вентиляционной шахты надежно спрятан в густом кустарнике.
